Койгелдиев М.К.

Академик НАН РК,

Президент ассоциации историков Казахстана

Обобщение исторического опыта народа в советский период шло под внимательным наблюдением идеологического аппарата. Иначе и не могло быть. Ибо научно-исследовательские институты, где создавались многотомные труды по истории общества, являлись органической частью тоталитарной системы. Любой научный проект, реализуемый коллективом ученых или отдельными исследователями, должен был соответствовать требованиям идеологического аппарата. Разумеется, нельзя отрицать просветительскую функцию историографии этого периода (что, несомненно, имело место), но, в основном, она выполняла функцию закрепления духовной зависимости, а в перспективе ослабить, затем разрушить историческое самосознание народа.

В этой связи необходимо заметить, что, хотя и прошло четверть века как мы живем в условиях отсутствия  идеологического диктата, тем не менее, еще чувствуется присутствие прежних стереотипов в сознании даже специалистов с учеными степенями. Так, например, в год столетия Октябрьской революции 1917 года в Алматы состоялся круглый стол на тему: «Большевики в Казахстане - зло или благо?», где историки Г. Лаумулин и Б.Султанов приходят к выводу, что «если бы не было Октябрьской революции, Казахстан сегодня представлял бы собой нечто вроде нынешнего Афганистана, но мирного» [1].

Что здесь преобладает? Незнание исторических фактов о казахском национально-освободительном движении первой трети ХХ века или нежелание расстаться с постулатами «Краткого курса истории ВКП (б)»?  На наш взгляд, здесь присутствуют  и первое и второе.

В Казахстане еще с советских времен достаточно стабильно функционирует ставшее уже нормой положение писать статьи, труды  по истории казахского общества, не читая и не осмысливая исторические источники на казахском языке.  При этом так поступают представители этого же этноса. Они видимо не желают признать факт, что быть казахом означает не только носить паспорт гражданина Республики Казахстан, но и быть связанным с ее историей, культурой, языком и литературой. Может ли человек считать себя образованным, не отождествляя себя с духовным наследием своей страны. Хотя это тяжело, но приходится признать, что определенная часть нашей интеллигенции, получившая, так называемое, «западное» образование, духовно оторвана от своего народа. Подтверждением тому, в данном случае, является отношение вышеназванных наших соотечественников к Октябрьской революции 1917 года. Они не хотят  видеть ничего, кроме Октябрьской революции и установившейся в результате ее победы Советской власти.  Так учили нас всех в советской школе. А ведь историческая действительность была куда богаче и сложнее.

Историческая наука постсоветского периода, шагнувшая вперед, позволяет нам смотреть на этот вопрос более широко и свободно. Как отмечал великий философ  истинное – это целое. 17-й год для казахского общества это не только Октябрьская революция. 17-й год для казахов - это 68 общеказахских, областных и уездных съездов, где обсуждались накопившиеся проблемы общества, это внезапно созданные областные, уездные и волостные Казахские комитеты, это  общенациональная политическая партия Алаш, и, наконец, образовавшееся к концу года в г. Коканде правительство Туркестанской автономии и в г.Оренбурге правительство Алаш-Орды.

Опираясь на многочисленные исторические факты, введенные в научный оборот в постсоветский период, мы можем утвердительно сказать, что альтернатива советский власти в казахском обществе была. Это правительство Алаш-Орды, избранное вторым общеказахским съездом, состоявшееся 5-13 декабря 1917 года в г.Оренбурге. Правительство состояло из 15 человек, десять мест было оставлено представителям других этнических групп, населявших казахские земли. Следует заметить, что 14 из 15 членов правительства Алаш-Орды, имели высшее образование [2]. Лишь один член правительства (Отынши Альжанов) имел среднее педагогическое образование.

Основные направления деятельности правительства Алаш-Орды были определены программой партии Алаш, опубликованной в ноябре 1917 года в газете «Казах» [3]. В ней руководители казахского национально-освободительного движения достаточно ясно ставили вопрос об объявлении России демократической федеративной республикой и, соответственно, предоставлении государственной автономии казахскому народу в составе этой федерации. Антифеодальный и антиколониальный характер программы прослеживался особенно в разделах «Основные права», « Обучение науке и знаниям». Здесь отмечалось, что в Российской федеративной республике все граждане, независимо от вероисповедания, национального и расового происхождения, полового различия равны. Предоставляется право на собрание, организацию союзов, свободу слова и печати, охраняется неприкосновенность жилища, гарантируется неприкосновенность личности и т.д. Умеренного тона придерживалась партия и в социальной политике. Лидеры движения были убеждены в том, что в казахском обществе, в силу определенных обстоятельств не сложилась развитая классовая дифференциация, как это, например, имело место в российском обществе. К тому же еще казахское общество, находясь на стадии подъема национально-освободительного движения, больше нуждалась в консолидации национальных сил, чем в их конфронтации на основе классовых различий и интересов. В программе не было утверждения об отстранении каких-либо социальных групп или сил от управления государством. Примерно с этой же позиции предусматривалось решение вопроса с налогообложением: «взимание налогов осуществляется справедливо, в зависимости от имущественного состояния и дохода, т.е. богатый платит больше, бедный меньше».

Согласно программе партии в автономии Алаш, образование должно быть достоянием всех. Обучение во всех учебных заведениях – бесплатное. В начальных школах преподавание должно было вестись на родном языке. В университетах обучение ведется также на родном языке. Университеты должны быть автономными, власти не должны вмешиваться в обучение. Учителя и профессора избираются голосованием и т.д.

Таким образом, программа партии Алаш была призвана заложить основы нового социально-политического и экономического строя Казахстана, создать необходимые предпосылки глубоким преобразованиям, обеспечивающим полное участие  всех социальных слоев в реконструкции общества.

Следует отметить, что РКП (б) в момент прихода к власти конкретной программы относительно преобразования общественной жизни национальных меньшинств не имела. Имея в виду это положение, А.Байтурсунов в 1920 году 17 мая Председателю советского правительства В.И.Ленину писал: «у представителя центра, поставленного во главе правления Киркраем^[*], не было определенного взгляда и, вследствие чего, определенного плана работ; что, быть может, объясняется тем, что у самого центра ввиду особенности социальных условий Киркрая, не было определенного взгляда насчет Киргизского вопроса, кроме принципиального указания в «Декларации прав народов России» и в программе ВКП (б)» [4]. Исходя из этого факта, А.Байтурсунов предложил свой вариант выхода из сложившейся ситуации. Власть с доверием должна относиться к национальной интеллигенции. «У киргизов, – писал он В.И.Ленину, – имеется известная часть интеллигентов, которым народ вполне доверяет, и которые ошибаться и заблуждаться могут, но сознательно своего народа ни за какие личные блага и выгоду не продадут. Кратчайший путь для русского пролетариата, желающего завоевать к себе доверие у киргизов, лежит через этих интеллигентов» [5].

А. Байтурсунов здесь имел в виду национальную интеллигенцию с дореволюционным опытом  деятельности. К сожалению, большевистское руководство, обосновавшись у власти, отказалось от этого сотрудничества  с ней. И соответственно, без внимания было оставлено также предложение руководителей национально-освободительного движения относительно преобразования социально-экономической и культурной жизни казахского общества.

Какими результатами кончились большевистские эксперименты для казахского народа – мы знаем. В период советских реформ 20-30-х гг. прошлого века казахский этнос подвергся жесточайшему испытанию, потеряв 2 млн. 200 тыс. человек, т.е. около 49 процентов всего своего состава [6].

Такой трагический исход советских реформ в Казахстане говорит сам за себя. Жан-Жак Руссо писал, что «правление, при котором народ уменьшается в числе и оскудевает, есть худшее». А наш сегодняшний обыватель цинично рассуждает: «Да, возможно, режим здесь преследовал сугубо свои интересы, но по большому счету, какое нам до этого дело? Главное то, что в результате перепало казахам» [7]. Как видим, большевизм, побежденный в жизни, на практике, еще жив в сознание определенной части наших соотечественников.

Движение Алаш – это вовсе не ретроградное явление, как старалась представить его советская идеология [8]. Это национально-освободительное движение казахского народа за свою свободу и независимость, возможность сохранить свою идентичность, оставаться тем, кем он есть. И вообще, тема Алаш с позиции здравой мысли не должна была стать  объектом ни политической, ни научной спекуляций. Потому что, во-первых, алашевцы в соответствии со своей программой не ставили как поляки или финны в 1917 году вопрос о немедленном отделении от России и создании самостоятельного государства. Лидеры движения были согласны оставаться в составе демократической России в статусе национальной автономии. Во-вторых, А.Букейханов и его соратники считали себя последователями русской демократической интеллигенции, выступали пропагандистами передовых идей русской общественной мысли в казахском обществе. Так, например, А.Букейханов считал Л.Н.Толстого последним пророком.

Тем не менее, как для царской, так и для советской власти алашевцы стали непримиримыми врагами. Обе эти власти в национальном вопросе стояли на имперской позиции. Политическое преследование  и уничтожение алашординской интеллигенции является не что иное, как логическое продолжение этой имперской, в корне несправедливой, антигуманной политики.

Чтобы понять природу казахского освободительного движения, которое получило название движение Алаш, необходимо обратить внимание на его истоки. Казахское освободительное движение, как и в других странах, началось  с просветительской деятельности. Просветительство, как явление, казахской общественной жизни, полнокровно проявилось в первой трети ХХ столетия через деятельность первого поколения национальной интеллигенции. Их  усилиями издание национальных газет и журналов («Айқап», «Қазақ» и др.), книг тиражом около двух миллионов, имело колоссальное влияние на общественную жизнь. Девизом казахского просветительства был «Оян, қазақ» («Проснись, казах!») М. Дулатова, а его квинтэссенцией – создание А. Байтурсуновым  грамматики казахского языка.

В то же время, судьба казахского просветильства сложилась трагично. Дело в том, что оно как явление общественной жизни продлилось всего лишь около двадцати лет, и было прекращено вмешательством внешних сил как фактор угрожающий целостности российской империи, тогда как просветительство в европейских странах прошло все стадии развития без вмешательства извне, а носители идеи просветительства не стали жертвами политических репрессий. Просветительство в европейских странах завершилось  формированием научного литературного национального языка, системы образования и культуры, национальной идентичности и самосознания, а национализм, как явление, сопутствующее просветительству-формированием национальной государственности (нация-государство). В казахском обществе как просветительство, так и национализм были задушены на самой начальной стадии, не достигнув зрелости и конечной цели.

Казахские просветители по-настоящему испытали на себе судьбу  просветителей колониально-зависимого народа. В этом свете поучителен жизненный путь А.Байтурсунова, основателя казахской азбуки, теории словесности, поэта, публициста и редактора первой общенациональной газеты «Казах», который провел жизнь в политическом преследовании как в условиях царского, так и советского режимов. Безусловно, в основе этих преследований лежали не только его политическая деятельность, но и просветительская работа. Как правило,  просветительская работа непременно ведет  к осознанию народом своего  колониального положения. Известный исследователь  европейской истории Э. Хобсбаум заметил, что «с того момента, когда бывают написаны первые книги и выпущены первые газеты  на родном национальном языке или когда этот язык впервые используется с какой-либо официальной целью, наступает решающий шаг в национальном развитии» [9].

Находясь в заключении в Соловецком лагере особого назначения  в 1933 году 16 февраля, А.Байтурсунов обращается с заявлением в ОГПУ через «Фонд помощи политическим заключенным», которым руководила Екатерина Павловна Пешкова, где в письме он, в связи с ухудшением своего здоровья, просит перевести его из северного края  в какой-либо другой край с теплым климатом и снятия с него ограничения  в праве поступления на конторские или канцелярские работы в лагере, а в случае невозможности удовлетворения этого ходатайства, перевести его «к семье, находящейся  также в ссылке  в Западной Сибири в Томском округе Кривошеинском районе в деревне Могочино».

 «Я педагог, - писал он, -  работавший 34 года по просвещению киргиз-казакского народа и работавший не как педагоги других культурных наций, создавшие веками все необходимое для работы по просвещению. До революции 1905 г. на казакском языке ни писать, ни читать, и учиться не разрешалось, потому что на этом языке не было даже и того основного, без которого невозможно вести какую-либо просветительскую работу, т.е. не было ни алфавита, ни орфографии, ни грамматики языка, ни теории словесности, ни учебников, ни печатной литературы, ни газеты. Все это пришлось создавать и основать мне, так как раскрепощение языка, после революции 1905 г. совпало с творческой порой моей жизни.

Я педагог, связавший с работой просветительной общественно-культурную, публицистическую, литературную,  и как сын порабощенной нации, проводивший в своей работе определенную политическую идею – идею освобождения Казакского народа через борьбу против существовавшего режима, через культурное развитие и через углубление сознания народа; за что приходилось сидеть в тюрьме, побывать в ссылке при царском режиме. Я, как сын отсталой нации, работал с самоотверженным энтузиазмом, отдавая все свои силы и способности, даже и здоровье свое, на дело просвещения казакского народа. И вот волею судеб, в благодарность за все это от казакского народа пришлось мне при старости лет (62 г.) побывать 20 месяцев в тюрьме, 22 месяца в концлагере ...» [10].

Находясь в Соловках, без права быть принятым на работу как административно-высланный и соответственно оставшийся без заработной платы, «изнуренный болезнями, истощенный от скудного питания и невооруженный против здешнего холода», он многократно (шесть раз) обращается к руководству ОГПУ, повторяя вышеизложенные просьбы. Однако все эти обращения остаются без ответа. Лишь вмешательство Е.П. Пешковой заставляет органы ОГПУ отступиться и дать разрешение А.Байтурсунову перевестись в другой лагерь, где находится его семья.

Как показывают архивные документы, немаловажную роль в этом деле сыграло и проявленное упорство А.Букейхановым. Он в своем обращении к Е.П.Пешковой от 29 апреля 1933 года по делу А.Байтурсунова наизнанку раскрывает антигуманную, античеловечную сущность позиции власти в отношении казахского просветителя. «После 10.03 [марта][1933 г.] по делу Байтурсунова Ахмета, - пишет он Е.П.Пешковой, - у Вас был 4 раза, не мог дождаться приема. Не было времени, все доставались последние очереди… Байтурсунов голодает. Он, просветитель казакского  (киргизского) народа, Байтурсунов, Кирилл и Мефодий, Новиков и Радищев своего народа. Он создал азбуку, которая, по мнению профессора Малова, лучшая из Азбук, если требовать от них соответствия знаков фонетике языка; он популяризировал эту азбуку, напечатав на ней сатирические свои стихи и перевод 40 басен Крылова. При этом он с последним поступил также, как дедушка Крылов с Эзопом. Эзопокрыловские басни сделал киргизскими. По меткости сатиры, красоте стиха, по краткости изложения темы – переводы Байтурсунова представляют высокохудожественные творения свыше отмеченного таланта.  Крылова в степи знал каждый казак. Байтурсунов А. – автор грамматики, синтаксиса, букваря, хрестоматий на казакском языке. Он Наркомпрос Казакской АССР, многолетний в 1920-1928 г. до ареста его председатель ученой при НКМпросе комиссии. Он Б.А., первоклассный поэт, сатирик.

Он, Байтурсунов Ахмет, патриот, националист. При старом режиме сидел в тюрьме 10 месяцев и выслан за пределы степного края на 5 лет.

Он, Байтурсунов Ахмет, редактор, издатель и создатель единственной тогда казахской газеты «Казак». 1913-1918 г.  в старое время не было казака, который не читал и не знал этой газеты. Когда в 1916 г. Оренбургский губернатор трижды оштрафовал «Казак» на 4500 рублей, то эти деньги переводились читателями по телеграфу долями по 5, 10, 50, 100 руб. и спасали от тюрьмы редактора Аханг (ласкательное от Ахмета).

Судьба Байтурсунова Ахмета сходна с судьбой Н.Г.Чернышевского, как он, Байтурсунов Ахмет, бесстрашный пророк своих убеждений, как он - кабинетный работник, как он - страх власти. Я знаю Н.Г.Чернышевского, и не боюсь с ним сравнивать Байтурсунова Ахмета, так как его тоже знаю. Все это я мог бы написать в ОГПУ, если бы не состоял в его попечении с 1925 года. ОГПУ мои слова примет в обратном значении. Байтурсунову 61 год, но он мог бы еще поработать в пользу казакского языка. А.Бокейханов. 25.02.1933 г.» [11].

Как видим, А.Букейханов в своем обращении к Е.П.Пешковой сказал немало. В то же время он, по понятным причинам, сказать все, что имел на душе, разумеется, не мог. Однако в силу известных причин то, что он не мог сказать скажет М.Шокай, который находясь в Париже писал: «Большевики представляют в Туркестане новую эпоху владычества России.

… Ну вот у нас в Туркестане наши наиболее выдающиеся национальные писатели, от которых наш народ ожидал обогащения и развития своего языка и создания высоких национальных культурных ценностей, вот эти писатели в лучшем случае обречены на абсолютное молчание. И это потому, что они не подходят под московское понятие «культуры национальной по форме и пролетарской по содержанию». Наши Ахмет Байтурсунов и Чолпан^*, например, являются лучшими представителями нашей национальной литературы. В их произведениях мы видим богатство и блеск нашего и под спудом российского угнетения не умирающего языка. Где теперь они, Ахмед и Чолпан? Почему они обречены на молчание?

Почему без Пушкина, Тургенева и Толстого не выпускают большевики учебников по русской литературе и культуре для советских школ? Почему наш народ не может читать своих Ахмеда и Чолпана?

А…Потому что этого требует московский социализм. Потому что этого хочет советский интернационализм» [12].

Выше изложенные факты достаточно полно характеризуют положение просветительства и просветителей в Казахстане уже в условиях советской системы. Знают ли наши соотечественники - сторонники большевизма в Казахстане об этих фактах. Уверен, что нет. Чтобы понять казахское или туркестанское просветительство надо читать произведения просветителей региона  на языке оригинала, т.е. на казахском, на языке народов Туркестана.

Сенегальский антрополог и физик Шейх Анта Диоп пишет, что «национальный суверенитет является лучшей школой ума и души народа, единственным средством сохранения его главных достоинств»  [13]. Лучше не скажешь. Надо учиться уважать свою государственность, желание народа ее укреплять. Наша недавняя история служит подтверждением того, что без своей государственности мы не сможем защитить свою землю, свободу и независимость. Не принимать это - равносильно отказаться от своего будущего, от всего ценного, что наш народ сумел создать и сохранить за свою непростую историю.

Кстати, это вывод, сделанный предыдущими поколениями. И мы в очередной раз убеждаемся в их правоте уже на советском опыте нашей истории. Эта истина, которая живет вместе с народом, и она сохранит свою актуальность пока живет наш народ.

 Здесь мы подошли к вопросу, который ждет своего ответа не одно десятилетие. Итак, все же с чем был связан отказ большевиков предоставить казахам, татарам, башкирам и другим национальным меньшинствам государственное самоопределение, которое обещали предоставить на другой же день своего прихода к власти?

Ответ на этот вопрос следует искать в нашей же недавней истории. Большевики понимали, что Россия многонациональная империя, евразийская страна и национальный вопрос здесь находится на переднем плане  среди других проблем. Не учитывать этот фактор никак нельзя. Так, например, заявляя перед миром о своей приверженности к демократическим ценностям, в то же время невозможно насильно держать в составе советского государства Польшу, Финляндию и прибалтийские народы, которые отождествляются с европейским миром. Одновременно с этим непременно возникает вопрос и о других регионах империи, например, о народах Средней Азии и Казахстана. Здесь у большевиков вступает в силу принцип двойного стандарта. Дело в том, что Средняя Азия и Казахстан богатая ресурсами часть земли. В предстоящем решении Задач индустриального прорыва, преодоления экономической отсталости страны  от западных государств, аграрно-сырьевые ресурсы региона может играть немаловажную роль. Стратегическом плане Средняя Азия и Казахстан это маккиндеровский «Хартленд». Исходя из этого положения  все остальные интересы, в том числе всякие «измы» теоретического и  идеологического характера могут быть отодвинуты на второй план. И большевистское руководство, не задумываясь долго, отходит от провозглашенного ими  самими же лозунга национального самоопределения для народов региона. Таким образом, в основе этих перемен в национальной политике большевиков лежал территориальный вопрос, т.е. территориальные интересы российского государства, а теоретизирование о социализме и национализме,  о классовой борьбе и интернационализме, в определенной степени, служило ширмой для основной цели.

 Правда, в позициях царских чиновников и советских идеологов в этом вопросе имелись различия, но они были незначительными. Так, например, известные деятели белого движения, как генералы Дутов и Иванов-Ринов выступая как специалисты по казахскому вопросу авторитетно заявляли, что «идея автономии Казахского народа находится в голове кучки казахской интеллигенции. Стоит ликвидировать эту интеллигенцию, идея об автономии казахского народа само-собой исчезнет как мыльный пузырь и этим народом можно управлять старым испытанным методом»[14].

В свою очередь контрразведка армии генерала Дутова заочно принимает решение расстрелять следующих представителей казахской интеллигенции: Байтурсунова, Дулатова, Есболова, Кадырбаева, Омарова, Кенжина, Каратлеуова, Байбурина, Макатова и Акженова [15]. Стечение обстоятельств не дали реализоваться этому решению.

Надо заметить, что царская власть подходила к этому вопросу несколько осторожно, тогда как советская власть была настроена агрессивно, заявляя, что она ведет решительную борьбу  в Казахстане и других национальных республиках Союза с самым реакционным проявлением национализма. Первый руководитель казахстанской партийной организации. Ф. Голощекин, выступая на 6-ой Всеказахской конференции ВКП(б) (1927г.), в резких тонах высказывается о своем неприятии по отношению к патриотически настроенной части национальных кадров в республиканском руководстве.  Он, разумеется, не смог бы этого сделать, не получив одобрения со стороны московского высшего руководства. Он говорил: «Ну, а национализм наших баев, буржуазной интеллигенции, у них он какой, - невиненький? Не наступательный? Посмотрите, как в период Октября и после Октября этот националистический щенок вырастает в очень большую националистическую собаку (смех). Есть разные национализмы. Есть «национализм» в ковычках, т.е. стремление к равноправию, здоровый, правильный и мы ему должны помогать, а по националистической верхушке байских идеологов надо бить»[16].

На этой же конференции Ф.Голощекин проявляет крайнее раздражение по поводу того, что якобы А.Байтурсунов, руководитель Академического центра, имеет больше влияния на Народный комиссариат просвещения, чем Краевой комитет партии, находя в этом что-то неладное [17]. Ф. Голощекин, однако, не сказал, в чем выразилось это влияние. Скорее всего, его раздражали слухи, связанные с поведением С. Садвокасова[†], Наркома просвещения республики, который выступал основным оппонентом первого секретаря в составе бюро Крайкома и отличался независимым нравом.

Кстати, с подачи Ф.Голощекина и казахстанского ОГПУ советские силовые органы по казахской интеллигенции били так,  что казахский народ потерял свое политическое руководство, сложившееся  в процессе длительной  и неравной борьбе с  царизмом. Первое поколение политических деятелей  по-настоящему давало народу  веру в свои силы  и уверенность, они как бы зажгли в его душе огонь надежды на будущее. И все это жестоко и цинично было загублено  самонадеянными действиями большевистской власти. Это должно быть оценено как беспрецедентное насилие  над здравым смыслом. Как верно заметил профессор Кельнского университета А.Каппелер, после политических репрессий  20-30-х гг. казахский народ надолго лишился  своей политической элиты и был поставлен  под опеку  со стороны Центра  [18].

Теперь о том, в чем разошлись лидеры казахского национально-освободительного движения с большевизмом. Как известно, советская власть, сняв с повестки дня вопрос о предоставлении казахскому народу самоопределения на национальной основе, навязали ему автономию на классовой основе. Насколько правомерно было решение вопроса с этой позиции?

Да, в этом вопросе лидеры казахского национально-освободительного движения старались быть понятыми новой властью в своих намерениях, т.е.  они стояли на позиции возрождения своей национальной государственности на автономных началах, что казахское общество совершенно не готово к немедленному размежеванию на основе классовых различий.

Тем не менее, уже в первые месяцы советские органы приступили к ликвидации Казахских комитетов и других национальных учреждений, появившиеся в казахских областях после падения царского режима. Эти меры сопровождались репрессиями по отношению к активистам национальных организаций. В связи, с чем с различных центров казахского края в центральные органы власти поступали протесты с требованиями остановить эти необоснованные действия. Вынужденный считаться со сложившейся сложной ситуацией в казахских областях Народный комиссар по национальным вопросам И.Сталин 4 апреля 1918 ода из Москвы вызывает на переговоры по телефону А. Букейханова. На переговоры со Сталиным от правительства Алаш-Орды выходит Х. Габбасов [19]. Позже, т.е. в 1929 году находясь в тюрьме, Х.Габбасов, излагая содержание переговоров со Сталиным, показывает: «Я подтвердил, во время переговоров по проводу, тов. Сталину ранее поданные жалобы на действия местного Совдепа и настаивал на необходимости скорейшего осуществления идеи самоопределения наций, согласно провозглашенной Соввластью декларации о самоопределении. Точно не помню, но я выдвинул 14 пунктов, заключавших, в основном восстановление ликвидированных казахских учреждений, организацию национальной автономии в рамках Советов, освобождение арестованных деятелей казахского народа» [20].

Существенным фактом в показании Х. Габбасова является следующее положение, где он в определенной степени излагает общую позицию руководителей казахского освободительного движения на тот момент: «Общая моя идеология в то время, - писал он начальнику Восточного отдела ОПП ОГПУ Петрову - питалась и обуславливалась общественной психологией того времени, формировавшейся на фоне исторической обстановки, векового гнета казахского народа в целом и низком уровне культурно-экономического его бытия. Этим основным моментом определялось то, что народ в моем представлении тогда был целым и неделимым и то, что я в своей политической деятельности (совместно с другими) руководствовался исключительно общенациональными мотивами, хотя я внутренне сознавал и отчетливо знал и наличие внутри его (народа) социальных неравенств и … характерных черт классового общества.

Кроме того, указанным обстоятельством и неверием в созидательную силу Октябрьской революции, обуславливается так же те уклоны, которые в прошлом мы допустили в поисках возможностей для самоопределения казахского народа как необходимой базы для его действительного раскрепощения и культурно-экономического роста в дальнейшем» [21].

А. Байтурсунов в 1919 году, находясь в Москве и работая в составе Казахского военно-революционного комитета, опубликует статью «Революция и киргизы (казахи)», где он также останавливается на этом вопросе.

«Первая революция (февральская 1917 г.- М.К) была правильно понята,- писал он, – и с радостью встречена киргизами потому, что, во-первых, она освободила их от гнета и насилий царского правительства и, во-вторых, подкрепила у них надежду осуществить свою заветную мечту -  управлять самостоятельно. То, что вторая революция (октябрьская 1917г. – М.К) показалась киргизам непонятной, объясняется просто: у киргизов нет капитализма, ни классовой дифференциации; даже собственность у них не так резко разграничена, как у других народов: многие предметы потребления считаются у них общественным достоянием» [22].

Следует отметить, что именно это положение в статье А.Байтурсунова вызвало резкую критику и дискуссию со стороны идеологов советской власти. На самом деле здесь не было ни тени скрытности, наоборот оно веяло открытостью, желанием быть понятым. Автору статьи было важно донести до советского руководства мысль, что казахское общество нуждается не в изгнании из своей среды баев-эксплуататоров, в классовой борьбе, а в большей степени нуждается в освобождении от насилия царских чиновников, быть защищенными на своей земле, решать свои проблемы через восстановление своих государственных учреждений.

Однако, с первых дней своей власти большевистское руководство было настроено против казахской интеллигенции с дореволюционным опытом видя в ней конкурента на власть и продолжал принимать по отношению к ней репрессивные меры. Решительно протестуя этим необоснованным действиям властных органов, ряд интеллигентов (Ермеков, Ауэзов и др.) 13 марта 1920 года обратились в Казревком с телеграммой, где было заявлено, что казахская интеллигенция «органически связана со своим народом», что она «стоит на национальной платформе» и преследование ее несет непоправимый ущерб строительству нового общества [23].

Здесь нетрудно заметить несовпадение взглядов и позиций большевистского руководства и лидеров казахского национально-освободительного движения в вопросе о характере политической власти. Противоречие между ними носило принципиальный характер и оно, как показал ход событий, нашло решение не демократическими путями, а насильно, через репрессивные меры, принятые со стороны советской власти.

Между тем, позиция лидеров Алаш с неизбежностью вытекала из природы освободительного движения на этом историческом этапе борьбы и находилась в русле национально-освободительных движений в других странах. Так, например, Аугусто Сесар Сандино, лидер никарагуанского народа, достаточно ясно и убедительно заявлял, что имеются силы, которые хотели бы придать освободительному движению, руководимый им, классовую направленность, тогда как оно носит антиимпериалистический, антиколониальный характер [24].

Таким образом, руководители Российской Коммунистической Партии, пользуясь своим военно-политическим превосходством, сделали все, чтобы отлучить казахское национально-освободительное движение от его конечной цели -  возрождение национальной государственности. При этом намеренно исказив суть явления, назвав освободительное движение народа за свою независимость буржуазно-националистическим движением. Прав был А.Валиди Тоган, который в своем письме В.И. Ленину, отмечая об открытом попрании прав тюркских народов Советской властью, писал, что «РКП лучше говорить о спасении народов в далеких от России странах Азии и Африки» [25].

Прямое отношение к рассматриваемой теме имеет вопрос о легитимности правительства Алаш-Орды. Советская историография казахских съездов, состоявшихся в 1917-1918 гг, созданных по решениям этих съездов Казахских комитетов, партию Алаш и правительство Алаш-Орды назвала образованиями националистического, контрреволюционного содержания, с целью приостановления «триумфального шествия Советской власти в Казахстане, отрезать Казахстан и Среднюю Азию от центра страны, а затем использовать людские и материальные ресурсы региона для развертывания наступления на Советскую Россию» [26].

В «Очерках истории коммунистической партии Казахстана» отмечается, что образование правительства Алаш-Орды якобы «вызвало возмущение большинства казахских трудящихся», назвав ее создателей злейшими врагами казахского народа [27].

Сегодня, конечно, ни у кого не вызывает сомнения, что советская историография, прибегая к этим утверждениям, выполняла идеологический заказ партии. В этом контексте мы пока что находимся на начальном этапе распутывания множества узелков, сплетенных советской историографией в прошлом веке. И один из этих узелков связан с историей Алаш. В этой связи следует отметить следующее.

Во-первых, организация и проведения второго общеказахского съезда 5-13 декабря 1917 года было вызвано необходимостью.

Во второй половине 1917 года в результате внутренних беспорядков и поражения в войне в огромной Российской империи происходил процесс распада. К концу октября Временное правительство пало и приход к власти большевиков еще не означал установления единовластия в стране. Страна шла к гражданской войне между враждующими силами. В условиях всеобщей анархии политическому руководству казахского общества ничего не оставалось кроме как проявить инициативу и созвать очередной общеказахский съезд для принятия решении по защите национальных интересов.

Аналогичное явление наблюдалось во всех национальных регионах империи. В этом контексте переход казахской, башкирской и других политических элит к мерам по защите общенациональных интересов являлось вполне обоснованным явлением.

 В российской империи происходил распад общества, как это верно заметила профессор Семенникова Л.И., по линиям межцивилизационных границ [28]. Районы, заселенные тюркскими народами, отходили под угрозой обрусения. Помимо этого, казахов пугала массовая передача плодородных, пригодных для земледелия земель переселенцам из внутренних губерний России.

Во-вторых, второй общеказахский съезд, образовавший правительство Алаш-Орды, был созван традиционно принятых в казахском обществе с древних времен, условиях. Примерно в октябре 1917 года была создана комиссия из пяти человек (А.Букеханов, А.Байтурсунов, М.Дулатов, С.Досжанов и Е.Омаров), на которую была возложена обязанность организации общеказахского съезда. Позже комиссия была дополнена еще несколькими лицами. В газете «Казах» было о