О снижении цен на бензин с разницей в несколько дней объявило правительство Казахстана и российский президент. На фоне падающей нефти эти решения выглядят адекватными и дают повод полагать, что приняты под гнетом общественного мнения. Однако все ли так просто? О перспективах казахстанской нефтегазовой отрасли в условиях глобальной нестабильности рассуждает собеседник журнала ReFINEry.kz – Тукаев Акбар Куанышбаевич - эксперт, имеющий значительный послужной список в нефтегазовой отрасли, а на заре независимости Казахстана работавший в ведущих экономических госорганах страны.

- Акбар Куанышбаевич, Снижение цен на нефть является одним из самых обсуждаемых в мире событий уходящего года. Между тем в отечественных СМИ сложилось мнение, что казахстанское нефтегазовое сообщество дистанцировалось от этого вопроса? - Безусловно, это не так. Уже в июле т.г. мы выявили чрезмерную активность Саудовской Аравии и мониторили этот процесс. Другой вопрос, что описание ситуации с ценами на нефть в Интернете и печатных СМИ в основной своей массе пестрит поверхностными умозаключениями, не подкрепленными конкретными цифровыми показателями.

Для объективности восприятия надо понимать, что мировые цены на нефть формируются под влиянием двух укрупненных групп факторов. Первая – фундаментальные экономические характеристики, вторая – геополитические и спекулятивные. Причем вторая группа усиливает свою роль. Ряд специализированных институтов уже оценивает вклад второй группы в 50 процентов и более. Этим и объясняется то, что, несмотря на позитивные фундаментальные составляющие, цена на нефть спикировала вниз.

Начнем с фундаментальных факторов. Бытует мнение о завышенном предложении на мировом рынке нефти, о снижении спроса, о мировом экономическом кризисе и т.д. Во-первых, соотношение спроса и предложения на мировом нефтяном рынке не имеет аварийного перекоса и не носит сверхкритического характера. Основные источники информации о глобальном рынке варьируют текущее превышение предложения в пределах 0,6-1,5 млн. баррелей в сутки. Вместе с тем, оно повторяет пропорции 2012 года, а тогда, напомню, среднегодовая цена Брент составила 110 долларов за баррель. Кроме того, спрос и предложение идеально совпадают только в «Мифах древней Греции» и командно-административной экономике, а в реальности, отклонение одной из сторон на один-два процента вполне возможно. Во-вторых, никаким глобальным снижением спроса на нефть в мире и близко не пахнет. Наоборот, уже несколько лет сохраняется динамика ежегодного увеличения спроса - в среднем на 1 млн. баррелей в сутки. Еще несколько лет назад мировой спрос составлял чуть более 80 млн. баррелей в сутки. К 2020 году он может составить под 100 млн. баррелей. Последний прогноз по спросу Международного энергетического агентства на этот год составляет более 92 млн. баррелей в сутки, тогда как в 2013 году он несколько превышал планку в 91 млн.

- Ну а как же мировой финансовый кризис, проблемы экономического роста ведущих развитых и развивающихся стран? - Может, я вас разочарую, но эта тема педалируется только для того, чтобы отвлекать внимание от собственных проблем. Вопреки целому ряду «страшилок» экономический рост в мире продолжается и не опустится ниже прошлогоднего уровня. По последним данным МВФ: в США ожидаемый рост ВВП в 2014 году составляет более 2,2%, в Великобритании – 3,2%, наметился крепкий тренд роста в Еврозоне, сохраняется темп роста свыше 7% в Китае, а свыше 5% - в Индии. Ну, а среди немногих стран со снижением параметров – СНГ и Бразилия – что собственно не оказывает особого влияния на глобальный рост.

При этом мизерное снижение потребления нефти развитыми государствами мира, связанное с различными программами энергоэффективности, в полной мере перекрывается ежегодным приростом спроса со стороны ведущих развивающихся стран. Во втором полугодии т.г. государства, не входящие в ОЭСР, впервые в истории планеты перехватили лидерство в части спроса на углеводороды В этой связи, отдельно отмечу КНР. В качестве лидера развивающегося мира - Китай продолжает в 2014 году уникальную в мировой практике 23-летнюю историю ежегодного превышения семипроцентного роста ВВП. Некоторое замедление (а не спад, как говорят некоторые СМИ) в текущем году не является откровением для международного сообщества, т.к. было заявлено самим Китаем в прошлом году. При этом, в текущем году в КНР ожидается очередной рост уровня потребления нефти до 10,5 млн. баррелей в сутки.

- Есть точка зрения, что меняется структура энергопотребления... - Действительно структура энергопотребления, и структура потребления непосредственно нефти постепенно меняется. Но в масштабах одного года, и даже пятилетия балансы не подвержены существенным сдвигам. Несмотря на декларируемое развитие альтернативных видов энергоресурсов, в ближайшем будущем они не окажут существенного влияния. Ископаемые виды топлива остаются безальтернативными доминантами. По самым скромным прогнозам – до 2040 года. При этом, сейчас сохраняется традиционная структура потребления нефти в отраслевом разрезе: транспорт – 59 процентов, промышленность - 25, сельское хозяйство – 10, электроэнергетика – 6. Ввиду главенствующей роли транспорта обратимся, например, к специализированной статистике. По данным InternationalRoadFederation за последние двадцать лет произошло практическое удвоение мирового пассажирского автопарка - с 500 млн. до 1 млрд. единиц. А к 2020 году ожидается рост еще на 30 процентов. Даже если появится достойная альтернатива двигателю внутреннего сгорания – пройдет не менее десятка лет до его масштабного применения.

- Ну а как же сланцевая нефть? - Действительно, этот вектор стремительно развивается, но еще далек до реальной сопоставимости с традиционной нефтью. Судите сами. В настоящее время объем добычи сланцевой нефти в США и Канаде составляет порядка 3,4 млн. баррелей в сутки, что составляет только 4% мирового рынка. По прогнозам в ближайшие пять лет объем добычи может составить около 5 млн. баррелей в сутки, тогда как ежегодный объем потребления нефти только в США составляет около 19 млн. баррелей при текущем собственном производстве в 10 млн. баррелей. Пока перспективы полного перекрытия Соединенными Штатами импорта являются достаточно туманными. Здесь хочу упомянуть известную версию о якобы борьбе стран ОПЕК со сланцами. Я бы назвал это «борьбой нанайских мальчиков» для тех, кто знает смысл данного термина. По некоторым оценкам, государства Ближнего Востока при цене в 70 долларов за баррель теряют свыше 300 млрд. долларов в год. А теперь сравните, если какая-то из арабских стран усилит экспансию на рынок США и заполучит дополнительный 1 млн. баррелей в сутки, то даже при ренессансе мировой цены она заработает на этом только 20 млрд. долларов. Стоит ли «овчинка выделки» в таком случае – весьма сомнительно. Думаю, что такая версия, как и квазисоперничество за ниши рынка, в большей степени являются отвлекающим маневром. Кроме того, нефтегазовые специалисты знают, что самый передовой отраслевой технологический центр мира находится в Америке. Вряд ли ценовая планка в 60-70 долларов за баррель способна послать в нокаут нефтяной сектор США.

- А какая роль в ситуации геополитических факторов? - Назову только несколько моментов. Во-первых, существует исторический опыт воздействия на СССР и его нефтегазовый сектор через манипулирование ценовой конъюнктурой. Операционными инструментами здесь являлись масштабный прирост добычи в ряде арабских стран, санкции и банкротство для компаний, осуществлявших поставки оборудования и технологий для советской нефтегазовой отрасли, запрет финансирования западными коммерческими банками соответствующих проектов, ограничение потребления советского газа порогом в 30%, реализация альтернативных проектов в Европе, пусть даже и менее рентабельных и т.д. Этот план, реализованный в восьмидесятые годы прошлого столетия, снизил цены на нефть с 32 до 13 долларов за баррель и, фактически, предопределил развал Советского Союза.

Аналогий с сегодняшним моментом, думаю, приводить не надо. Во-вторых, ювелирное совпадение активизации действий Саудовской Аравии (страны №1 в мировой нефтедобыче) с введением в июле т.г. санкций против России в нефтегазовом секторе. Если кто не помнит, сразу после сбитого над Украиной малайзийского «Боинга». С уровня в 9,6-9,7 млн. баррелей в сутки в 2013 году и первом полугодии 2014 года, добыча саудитов в июле «совершенно случайно» выросла до 9,9 млн. баррелей. Здесь нелишне вспомнить, что в прошлом году директором ЦРУ назначен м-р Бреннан, в свое время возглавлявший резидентуру именно в Саудовской Аравии и в этом году побывавший в Киеве. В-третьих, впоследствии в процесс наращивания добычи включились Ливия и Нигерия, что способствовало превышению традиционного объема добычи ОПЕК в 30 млн. баррелей и в совокупности с другими аспектами стало катализатором цепной панической реакции на мировом рынке. Конечно, глобальная экономика была способна поглотить дополнительные объемы предложения углеводородов, но денежно-кредитная политика США способствовала существенному укреплению доллара во втором полугодии т.г., а курс американской валюты как раз характеризуется четкой обратной пропорцией к цене на нефть. Кроме того, цены на нефть тесно связаны с долларом США, как номинальной валютой для биржевых торгов. Заданный за июль-сентябрь т.г. импульс - в условиях растущего преобладания политико-спекулятивных факторов над фундаментальными - в корне переформатировал траекторию цены нефти. А последовавший недавно отказ ОПЕК в снижении уровня добычи и российская риторика в антизападном ключе провоцируют дальнейшее снижение стоимости углеводородов.

- Тогда какую роль во всем этом играет спекулятивный фактор? - Существуют исследования, что деятельность нефтяных (биржевых) спекулянтов сейчас способна формировать до 25-30% цены на нефть. Эволюция мировой системы торгов привела к тому, что минимизирована доля операций с фактической нефтью. Более того, существует термин «бумажной» нефти, удельный вес которой растет в геометрической прогрессии. Если на начало 21 века объем фьючерсных сделок такого типа превышал объем товарных сделок непосредственно с нефтью в 5 раз, то сейчас – больше чем в тысячу раз. При этом порядка половины торговли фьючерсами сконцентрировано в пределах временного срока до одного года (из девяти возможных лет по правилам биржевой торговли) – т.е. ориентированы на сугубо спекулятивный подход.

Биржевые нефтяные цены в результате отражают не только производственные, экономические и технические компоненты, но и настроения групп биржевых игроков. Ну а «игромания», как все знают, является и неконтролируемой, и контролируемой соответствующими крупными фигурами. Достаточно упомянуть, что две главных нефтяных биржи находятся в Нью-Йорке и Лондоне. А что касается ситуации в 2014 году. По подсчетам аналитиков Citi, на начало года инвесторы по всему миру держали около 700 тыс. фьючерсных и опционных контрактов на нефть. Во втором полугодии произошло массированное сокращение этих открытых торговых позиций. Количество контрактов, удерживаемое хедж-фондами и другими управляющими компаниями, сократилось на две трети до примерно 220 тыс. Думаю, понятно наложение этого фактора на траекторию цены Брент.

- И каковы Ваши прогнозы по стабилизации цены? - Если бы зависело только от фундаментальных факторов, я бы сказал – хоть сейчас. А в текущих условиях есть две альтернативы. По оптимистичным прогнозам, пропагандируемым нашим северным соседом, негативная турбулентность цен «выдохнется» в течение первого квартала 2015 года. Фундаментальные основания для этого есть. Пессимистичные подходы - ориентированы на период нескольких лет. В любом случае цена барреля нефти вернется к динамике роста. Никто и ничто не заменит углеводороды в течение двух-трех десятилетий. Более того, даже члены ОПЕК, демонстрирующие псевдоудовлетворенность текущей ситуацией, прогнозируют возвращение номинальной цены к отметке 110 долларов не позднее 2020 года, достижение 124 доллара к 2025 году, 140 долларов – к 2030 году, 177 долларов – к 2040 году.

- То есть Вы думаете рано или поздно все вернется «на круги своя»? - Конечно вернется, но из такого опыта надо делать и соответствующие выводы. Причем не только нефтегазовому комплексу, но и другим отраслям экономики. Текущий период жестко обнажил сверхактуальную проблему устойчивости экономики с высокой сырьевой составляющей. Доля нефтегазового сектора составляет порядка 22% в ВВП Казахстана, 99% в Национальном фонде, около 70% в экспорте государства, порядка четверти в объеме прямых иностранных инвестиций. Но давайте будем честными, разве нефтяники виноваты в отсутствии развития других отраслей. Более того, систематическое использование в качестве «дойной коровы» бюджета страны застопорило процесс развития геологоразведки углеводородов, инноваций, нефтепереработки и т.д. - в связи с минимизацией возможностей реинвестирования получаемых доходов в весь обширный нефтегазовый комплекс. Причем это же ставится в вину самой отрасли! Мол, не имеете стратегической линии, не развиваете, например, нефтепереработку и нефтехимию. А то, что на строительство даже скромного НПЗ требуется более 5 млрд. долларов инвестиций – почему то не учитывается.

- Или по трудоустройству выпускников ВУЗов по нефтегазовым специальностям. А то, что такие ВУЗы расплодились в каждой уважающей себя административно-территориальной единице республики? - И здесь мы переходим ко второму акту «чернышевско-мерлезонского балета» - Что делать? В макроэкономике это очевидно - рассмотреть комплекс по реальному отходу от «сырьевой экономики», преодолению фактических синдромов «голландской болезни».

- Ну а в части развития казахстанской нефтегазовой отрасли? - Если коротко, то уже лет пять в соответствующих кругах рассматриваются вопросы повышения конкурентоспособности национального нефтегазового комплекса, которые будут способствовать снижению зависимости от внешнего воздействия. Назову некоторые. Это научно-исследовательский, технологический и образовательный аспекты. Есть предложения по развитию систем недропользования, геологоразведки, транспортировки, нефтепереработки и т.д. Например, по расширению ресурсной базы. Несмотря на скепсис отдельных высказываний, скажу, что проект по изучению ресурсов Прикаспийской впадины напрямую продвинет Казахстан в мировой нефтегазовой иерархии, а соответственно и увеличит его роль во влиянии на мировые котировки. Вместе с тем затянулся вопрос рассмотрения инструментария налогово-бюджетной поддержки проекта. Острую актуальность носит вопрос активизации научно-инновационной работы. Уровень рентабельности добычи казахстанской нефти варьируется от 40 до 70 долларов за баррель. В текущей ценовой ситуации производство углеводородов на целой группе месторождений становится экономически нецелесообразным. При этом развитие комплексной системы научно-технической поддержки отрасли, в т.ч. в части снижения отечественной себестоимости и повышения нефтеотдачи, находится только в начальной стадии. В тоже время в мире нефтегазовая отрасль входит в число самых передовых по уровню технико-технологической оснащенности. Естественно, для этого нужна соответствующая подготовка специалистов. Казахстан способен войти в число государств с высококвалифицированными инновационно ориентированными нефтегазовыми работниками в случае применения мирового опыта по созданию единичных учреждений образования в местах непосредственной рабочей дислокации ключевых нефтегазовых объектов. При этом такие ВУЗы должны обладать современной университетской инфраструктурой и использовать механизм дуального обучения. Одним из позитивных моментов ухудшения ценовой конъюнктуры является возможность модификации потоков нефти между внешним и внутренним рынком. Формирование цепочки повышения добавленной стоимости в отечественной нефтегазовой отрасли сдерживается преобладанием экспорта сырой нефти. В этой связи возможно постепенное изменение пропорций в Казахстане между экспортом нефти и поставками на внутренний рынок с 80/20 до 60/40, соответственно. В связи с последующим через определенный лаг времени снижением цен на газ необходимо более активно подойти к вопросу развития казахстанской газохимии. В данном контексте возможно ускоренное строительство мини-заводов по производству сжиженного природного газа с привязкой к якорным потребителям. В целом, наработок в казахстанской нефтегазовой отрасли много. Если осуществится крен в сторону расширения реинвестиций, уверен, через несколько лет национальная нефтянка продемонстрирует более высокие параметры во всех системах координат.

- Недавно состоялся брифинг СЦК, на котором говорилось, по сути, о новом механизме регулирования цен на нефтепродукты с учетом российского налогового маневра. Можно ли сказать, что наконец национальная политика ценообразования ГСМ стала более гибкой? - Политика ценообразования в Казахстане должна балансировать очень многофакторный механизм. Заинтересованными сторонами здесь выступают бюджет государства, органы отраслевого и ценового регулирования, потребители (причем и физические, и юридические лица), давальцы сырья, производители ГСМ, импортеры, оптовые базы, розничные продавцы и т.д. Даже просто перечислять долго. Понятно, что никогда в полной мере и одновременно все стороны удовлетворены не будут. Дополнительные сложности накладывают внешние факторы – мировая конъюнктура нефти и начало функционирования Евразийского экономического союза. Не забываем и сезонные пики потребления. Другой вопрос, что наметились предпосылки к обеспечению большей гибкости и, что еще важнее, оперативности политики. В двадцать первом веке ситуация на нефтяном рынке подвержена сильным и быстрым колебаниям. А посмотрите у нас. Раньше предельные розничные цены на ГСМ устанавливал Антимонопольный комитет по согласованию с толпой государственных органов. Естественно, каждый из клерков («юношей бледных с взором печальным») на уровне исполнителей в министерствах экономики, юстиции, финансов и т.п. считал нужным продемонстрировать свою значимость. В результате архаичной бюрократии мы достигли такого анахронизма, что мировые цены на нефть и нефтепродукты значительно меняются в ту или иную сторону, а у нас предельные цены на бензин и дизтопливо незыблемы и «не в тренде». Сейчас же, вроде бы, полномочия переданы Минэнерго и Минэкономики. Если удастся достигнуть хотя бы ежемесячного пересмотра предельных цен – это уже будет шагом, более адекватным современным реалиям. В свое время Миннефтегаз предлагал такие меры. При этом в самой России, насколько можно судить по публикациям в СМИ, отношение к изменениям пошлин и НДПИ неоднозначно - говорят, что от этого выигрывают только добывающие компании, а перерабатывающие - проигрывают. И только крупные вертикально интегрированные компании могут перекрыть убытки в переработке доходами от добычи. Как это может сказаться на нашем рынке? Возможен ли пересмотр наших ставок?

Большинство казахстанцев уверены, что если экспортная пошлина в России больше, то и общая налоговая нагрузка на нефтегазовые компании выше. На самом деле, совокупная налоговая нагрузка у нас и северного соседа находится на одном уровне. Другое дело, что исповедуются различные пропорции видов налоговых платежей. Так, в Казахстане другие ставки по НДПИ, рентному налогу, акцизам и т.д. Сейчас, в связи с созданием ЕАЭС вступает в активную фазу процесс гармонизации законодательств. Своим налоговым маневром по снижению экспортной пошлины россияне, получается, вольно или невольно уже сделали шаг к сближению с Казахстаном. Соответственно будут рассматриваться меры налоговой политики и у нас.

Что же касается нефтепереработки. Здесь ситуация несколько сложнее. На самом деле мировая конкуренция в этом секторе высочайшая. Мощности нефтепереработки на планете сейчас составляют около 95 млн. баррелей в сутки. Это больше чем вся мировая добыча нефти и порядка 20 процентов данных мощностей периодически простаивает. Только за пять последних лет в мире было закрыто НПЗ на 5 млн. баррелей в сутки. Из потенциальных в среднесрочной перспективе дополнительно вводимых производств более 92 процентов являются проектами модернизации.

При цене барреля нефти, например, в 110 долларов – маржа нефтепереработки в разных регионах мира колеблется в пределах 1,5-7,5 долларов. То есть очень незначительна. Таким образом, успешное функционирование нефтепереработки в стране зависит от обширной группы факторов, а не только от отдельных ставок налогов.

- На брифинге в СЦК С. Мынбаев отметил, что бюджеты некоторых проектов КМГ будут сокращены из-за снижения стоимости барреля. Понятно, что это оперативные меры. Но учитывая, например, сложную ситуацию с реализацией старта добычи на крупных месторождениях и положение с модернизацией заводов - как эти оперативные меры могут отразиться на среднесрочных перспективах отрасли? - Я бы не стал драматизировать ситуацию, например, с проектом Кашаган. В мире есть проекты с аналогичными сложными условиями и проблемами реализации. Например, бразильский глубоководный проект Тупи, по которому затраты существенно выше. В текущих мировых условиях отсутствие добычи по Кашагану - это более высокие доходы в последующем. Для «КазМунайГаза» же нынешний момент благоприятен с точки зрения оптимизации структуры активов, особенно по непрофильным видам деятельности. Что касается модернизации казахстанских НПЗ. Я обрисовал ситуацию на мировом нефтеперерабатывающем рынке. Никто с распростертыми объятиями не ждет наших заводов. Экспортный потенциал минимизируется наличием мощнейших конкурентных секторов в России и Китае. Вместе с тем, в условиях волатильности цен модернизация заводов позволит ослабить проблемы внутреннего рынка бензина. В этой связи, думаю, данные проекты останутся в числе приоритетных.

Источник: http://www.zakon.kz